Почему являюсь я роком

Это происшествие велел мне записать человек очень серьёзный. Я даже не уверен, человек ли он. Поэтому его указанию следую неукоснительно.
( Read more... )

Этот сон, наконец, спокоен, хотя и сумрачен. Два человека в чёрном, беседуя, идут по длинной осенней аллее. Туман окутывает их силуэты, делая зыбкими и расплывчатыми, туман смягчает их неспешное шествие. Удивительно ярки и резки в тумане кружащиеся в воздухе кленовые листья, — красные, оранжевые, жёлтые, — так неповторимо красивые в огне своего увядания. Взгляд Алёши, который только и остался от него, мягко и легко летит сквозь пелену к собеседникам. Одного из них царевич узнаёт; это поэт Александр Блок, ещё более худой и грустный, чем в прошлый раз. Поредевшие кудри на голове поэта стрижены коротко и охвачены горестной сединой, и иглы тайные лукаво язвят славное чело. Спутник его незнаком Алёше и удивителен ему. Это очень высокий и очень худой мужчина, такой же худой, как сам Александр Блок, и существенно выше поэта. Лицо его мрачно и угрюмо, но чудесные глаза сияют васильковой добротой из-под насупленных бровей. Тонкий и длинный мундштук, увенчанный дымящейся папиросой, торчит из светлых кустистых усов. На мужчине длинное пальто и широкополая шляпа, при ходьбе он опирается на крепкую дубовую трость.

— Что Ленин? — спрашивает его Александр Блок.

— Смеётся, — отвечает ему высокий. — Этот человек всегда смеётся.
( Read more... )

<...>
— Это, Ефимыч, дело понятное, — примирительно загудел мужик помоложе. — Это правильно ты говоришь, про такую жизню, что злым волком человек на человека смотрит. Тута не споткнись — затопчут. Всем миром затопчут, православные люди. Смотрят волками, а затопчут, как быки. Спотыкаться нельзя. А только дядя Никодим отчего спрашивает? Он волнуется. Нехорошо у нас. Живём всё обиднее с кажинным днём, просвету — не видно, а дела кругом такие слышим, что в спокойстве удержаться никак нельзя! Не иначе нечистый баламутит. Слыхал о таком селе — Лайково? Сказывают, посерёдке его — озеро, а на дне евоном, с прошлого рождества Иоаннова, живёт страшилище, навроде восьминога. Зовётся — Втулка. Ростом с избу, смердит за версту, а ежели завоет — у всех окрестных детишек, даже в соседних сёлах, родимчик делается. И что ты думаешь, до какого непотребства там дошли? В церкву народ ходить перестал, и даже вход досками забили. Батюшку в озере чуть-чуть не утопили, — в жертву чудищу хотели принесть; ну, поп есть поп, как полагается, пузатый — всплыл, бежал, слава богу. А Лайково нонеча ужо и не Лайково, а самый настоящий Содом. Православную веру забросили, а верят таперича в этого Втулку, и даже заместо «здравствуйте» или, скажем, «бог в помощь» говорят один другому так:

— ВТУЛКА ХРЯК!

Тьфу ты, прости господи! Вот до чего дошло. И никому дела нет до того, что деется.

— Ну, это разговоры всё, — солидно заговорил дядя Никодим, — придумывают люди. А вот приходила недавно одноглазая старушка с палочкой, рябенькая, и сказывала, что скоро будет война. Я спрашиваю — с японами? А она говорит — с немцем. Три года, говорит, с немцем воевать будете, три года сами с собой, а потом — всемирный потоп. Вот каки дела.
<...>

картинка отсюда: http://lj.rossia.org/users/paperdaemon/602328.html

(навеяна днепропетровским фольклором от sparrow_hawk)

вышел ежик из тумана -
буду резать, буду бить
вынул ножик из кармана -
все равно тебе не жить
натяни на жопу латекс
в белый саван завернись -
ETIS ATIS ANIMATIS
ETIS ATIS AMATIS

Волшебный Кролик — самое лучшее и оригинальное, что появилось в болоте белорусского искусства для масс за последние двадцать лет (я не беру во внимание таких славных ребят, как Товарищ У — их по телевизору не показывают). Поэтому с удовольствием и, наконец-то, с гордостью за молодую республику вношу свою лепту в зарождающийся культ.



P.S. Запостил эту картинку, и тут же грянул нешуточный гром, и струи бешеного дождя залили стекло.